Предисловие
Эта книга посвящена истории современной психологии - с конца XIX столетия, когда психология стала самостоятельной, независимой дисциплиной, и до наших дней. Не игнорируя ранние философские школы мышления, мы сосредоточились на том, что непосредственно связано со становлением психологии как новой, отличной от других, области исследования. Мы представляем именно историю современной психологии, а не психологию и философию, которые ей предшествовали.
История психологии изложена здесь как история великих идей и научных школ мышления. С 1879 года, формально положившего начало данной научной области, психологии давали самые разные определения - в зависимости от того, какие веяния господствовали в то время в научной сфере. Более всего нас интересуют та последовательность идей, которая и определила предмет изучения психологии, ее методы и цели.
Каждая из психологических школ рассматривается как течение, вырастающее из исторического контекста, а не как нечто независимое или изолированное. Этот контекст включает нс только интеллектуальный <дух времени> (Zeitgeist), но и социальные, политические и экономические факторы.
Хотя книга составлена с учетом позиций научных школ, оказавших заметное влияние на развитие психологии, мы понимаем, что любые определения, идеи и подходы есть результат деятельности конкретных людей - ученых и исследователей. Люди, а не какие-то абстрактные силы, пишут статьи, проводят исследования, готовят научные доклады и передают свои знания новому поколению психологов. Развитие и распространение того или иного направления в психологии становится возможным благодаря самоотверженному труду этих людей. Мы повествуем о жизни выдающихся деятелей психологии, которые стояли у истоков науки, не забывая при этом, что на их работу влияла не только эпоха, но и особенности личного жизненного опыта.
Каждое направление в психологии рассматривается с точки зрения его связи с предшествующими и последующими научными идеями и открытиями. Мы поговорим о том, как развивались психологические школы - благодаря или вопреки сложившемуся порядку, и как формировались точки зрения, которые в конечном итоге привели к коренным изменениям в научных взглядах. Оглянувшись в прошлое, мы можем обнаружить некую модель, преемственность развития.
В ходе подготовки шестого издания этого учебника - почти через 30 лет после выпуска первого - мы многое добавили, многое вычеркнули и переработали, что само по себе является ярким доказательством динамического характера истории психологии. Она не находится в завершенном состоянии, а постоянно развивается. Идет напряженная академическая работа, появляются новые переводы, переоценивается роль значительных для истории психологии фигур, анализируются возникающие проблемы, методы и теории.
Существенным дополнением к книге стала глава о проблемах пола и расы в истории психологии. Мы рассмотрим силы, которые ограничивали возможности женщин и представителей этнических меньшинств получить высшее образование в области психологии и работу по специальности. Также мы расскажем о так называемой <политике идентичности> - то есть об усилиях, направленных на искоренение дискриминации в области психологии. На протяжении всей книги упоминаются имена женщин-психологов и темнокожих ученых, внесших неоспоримый вклад в науку.
Еще одной особенностью этого издания является включение новых тем и дополнительного материала, касающегося личной жизни видных психологов, - он иллюстрирует воздействие их жизненного опыта на последующее развитие ими идей.
Концепция машины как метафоры человеческих функций расширена: в нее вошли не только часы и автоматы, но и примеры из медицины и техники. Вычислительная машина Бэббиджа рассматривается как предтеча современного компьютера и первая попытка скопировать познавательные процессы человека: проводится параллель между концепцией эволюции и развитием машин.
Главу, посвященную когнитивной психологии, мы дополнили обсуждением метода интроспекции, а также рассказом о том, как психологи вернулись к изучению когнитивного подсознания и сознания животных.
Материалы первоисточников, касающиеся структурализма, функционализма и бихевиоризма, существенно отредактированы с целью сделать их более доступными современному читателю. Статья о гештальт-психологии заменена отрывком из книги Келера <Интеллект человекообразных обезьян> (fnielligenzprufungenan an Menschenaffen), где описаны эксперименты, в которых животные решают проблемы, используя специальные приспособления. Статья о психоанализе взята из первой лекции Фрейда, прочитанной им в 1909 году перед американской аудиторией в университете Кларка (в новом переводе Саула Розенцвейга). Во всех этих материалах представлен оригинальный текст изложения уникальных научных методов - таким образом, мы получаем возможность узнать, что же изучали поколения студентов-психологов в прошлом.
Новое издание дополнено фотографиями, таблицами и рисунками. Каждая глава содержит план, резюме, вопросы для обсуждения и снабженный аннотациями список рекомендуемой литературы. Определение выделенных в тексте важных терминов дается на полях. Обстоятельные примечания и указатели подготовлены Элиссой М. Льюис.
Хочется поблагодарить многих преподавателей и студентов за их ценные предложения. Книгу несомненно обогатили строгие и проницательные замечания выдающегося историка психологии Льюди Т. Бенджамина, Мл. из А & М университета, штат Техас. Мы выражаем признательность и другим рецензентам нового издания: Джеральду С. Клэку, Южный университет, Новый Орлеан; Стивену P. Коулману, Кливлендский университет; Кэтрин В. Хикман, Стивенсу Колледжу, Колумбия, Миссури; Элиссе М. Льюис, Юго-Западный университет, Миссури; В. Скотту Тэрри. университет Северной Каролины в г. Шарлотте.
Редактор
издательства
Посвящается Руссу Наззаро, который однажды давным-давно спросил у нового ассистента профессора: <А как бы вам хотелось преподавать историю психологии?>
Война на несколько лет прервала археологические исследования. Однако патриотический подъем, ярко проявившийся в эти годы, вызвал повышенный интерес к истории древних автохтонных политических образований в партийно-идеологических, государственных и научных кругах. Именно это и стало причиной столь неординарного события, как прибытие летом 1945 г. в Симферополь Тавро-Скифской экспедиции, возглавляемой П.Н. Шульцем. Экспедиция была создана Государственным музеем изобразительных искусств и Институтом истории материальной культуры АН СССР. Основной задачей научного исследования было решение вопросов, связанных с возникновением и развитием в Крыму позднескифского государства (Красный Крым, 1945, № 165).
Работы предполагалось начать на Неаполе, в районе раскопа Бларамберга 1827 г., где была обнаружена база статуи Скилура и рельеф с изображением всадника. Другим объектом раскопок стал расположенный рядом участок оборонительной стены со следами городских ворот. В перспективе П.Н. Шульц намеревался приступить к раскопкам склепов скифской знати на некрополях Неаполя и обследовать позднескифские памятники долины Салгира. Большое внимание уделялось укреплению Кермен-Кыр, памятнику явно нерядовому среди позднескифских городищ.
Полевые работы, начатые в 1945 г., продолжались с незначительными перерывами до 1959 г. и были сосредоточены в основном на Неаполе. На некоторых участках городища раскопки продолжались и в 60-е гг. За годы исследований, в которых в разное время участвовали П.Н. Шульц, А.Н. Карасев, О.Д. Дашевская, О.И. Домбровский, В.П. Бабенчиков, Н.Н. Погребова, Т.Я. Кобец, Э.А. Сыманович, И.Д. Марченко, Т.Н. Высотская, И.В. Яценко, Е.Н. Черепанова, Е.В. Черненко, А.Н. Щеглов, были открыты оборонительные сооружения в районе главных городских ворот, мавзолей скифской знати, комплекс парадных, общественных и жилых построек, расположенных вблизи городских ворот. В северной части Неаполя были исследованы общественные, жилые и хозяйственные сооружения. На пригородной территории изучались зольники, культовые и хозяйственные постройки. Многочисленные погребения были раскопаны на восточном некрополе Неаполя. В их числе и склеп № 9 с его хорошо сохранившимися росписями.
Помимо раскопок Неаполя, Тавро-Скифской экспедицией на обширной территории были проведены археологические разведки. В работах участвовали П.Н. Шульц, Н.Н. Погребова, О.Д. Дашевская, Е.В. Веймарн, Н.П. Кацур, А.А. Щепинский. В конце 40-х - начале 50-х гг. было открыто большинство известных на сегодняшний день позднескифских памятников Предгорного и Северо-Западного Крыма. Особый интерес представляло обследование Западного Крыма, проведенное А.Н. Щегловым. К числу наиболее важных выводов исследователя можно отнести заключение о том, что прибрежные поселения Западного Крыма маркируют и контролируют дорогу, ведущую от Калос-Лимена к Херсонесу. Им же высказано предположение о том, что Усть-Альминское городище представляло собой римское военное укрепление (Щеглов, 1961; 1965). Последнее не подтвердилось раскопками, однако размещение на городище римского гарнизона представляется вполне вероятным.
Небольшие, но результативные работы проводились на городище Кермен-Кыр, где О.И. Домбровский и В.Г. Гиршберг открыли участок внешнего вала с башней и стеной, а также керамическую печь в центральной части укрепления (см. Колтухов, 1999. С. 38-39). Печь была опубликована О.И. Домбровским (Домбровский, 1957). О.Д. Дашевская, продолжив исследования Кермен-Кыра, предложила новую интерпретацию этого памятника, охарактеризовав его как важнейший форпост скифского предгорья, а также опубликовала ранее неизвестные материалы работ Н.Л. Эрнста (Дашевская 1957). В. С. Драчук издал материалы разведок на небольшом городище Джалман в долине Салгира (Драчук, 1960). В 50-е гг. были начаты раскопки на городище Алма-Кермен, позволившие уверенно говорить о присутствии на памятнике не только позднескифских (кстати, до сих пор наименее изученных культурных напластований), но и слоя, появившегося в результате пребывания на городище римского гарнизона (Высотская, 1967а; 1970).
В 1948 г., когда исследования Тавро-Скифской экспедиции только набирали темп, увидела свет работа М.И. Артамонова «Скифское царство в Крыму». В ней была убедительно сформулирована гипотеза о характере седангаризации ранних кочевников в нижнем течении Дона, Днепра и Кубани. Здесь же приведен первый обстоятельный очерк военно-политической истории «поздней Скифии». Скифское царство было охарактеризовано как военная организация или государство варварского типа. Скилур и Палак рассматривались приемниками Сайтафарна, а в отдаленной ретроспективе - Атея. Их государство, созданное для подчинения греческих причерноморских полисов, утратило прочность и строгую централизацию после поражения, нанесенного скифам Диофантом (Артамонов, 1948). Фактически работа подвела итог довоенным представлениям об истории «поздней Скифии».
Раскопки, проводившиеся в те годы под руководством П.Н. Шульца, дали свои первые научные результаты. Исследованиям некрополя Неаполя скифского была посвящена кандидатская диссертация и большая статья В.П. Бабенчикова. Исследователь рассмотрел материалы «кургана 1949 г.» и захоронения на западном и восточном могильниках скифской столицы. Он систематизировал и датировал основные типы погребений, выделив «коллективные» захоронения в курганах, аристократические погребения в вырубных склепах, погребения в грунтовых склепах, грунтовых и подбойных могилах. При этом В.П. Бабенчиков в одном случае отнес могильники Неаполя к I в. до н. э. - IV в. н. э. (Бабенчиков, 1957), в другом к I в. до н. э. - III в. н. э. (Бабенчиков, 1957а). Скорее всего, изменение хорошо обоснованной верхней даты с III на IV в. в статье, появившейся в сборнике, редактированном П.Н. Шульцем, произошло под его влиянием. Так как нижний хронологический рубеж могильников не совпадал с существовавшей в то время датировкой городища, В.П. Бабенчиков высказал мнение, что некрополь III-I вв. до н. э. еще не обнаружен. Появление в погребениях вещей сарматского типа исследователь объяснял либо проникновением в первые вв. н. э. сармат в состав городского населения, либо интенсивным торговым обменом с сарматскими племенами.
В 1951 г. была издана и первая работа Т.Н. Троицкой «Скифские курганы Крыма» (Троицкая, 1951). Она не утратила своего значения и сейчас, правда, лишь в части, относящейся к скифам - кочевникам ранней эпохи. В этой статье на материалах, полученных еще в XIX веке и явно недостаточных для надежных выводов, усматривалась прямая преемственность между погребальными памятниками собственно скифского и позднескифского времени. При этом некоторые погребения были датированы суммарно III в. до н. э. и III-II вв. до н. э. Подобная хронология серьезно влияла на историко-географические представления читателей, наглядно иллюстрируя непрерывное развитие скифской культуры в Крыму, основанное на представлениях о присутствии позднескифского населения в крымской степи. Впрочем, Т.Н. Троицкой была выделена группа так называемых курганов с коллективными погребениями. Для этого типа памятников, по ее мнению, были характерны каменные гробницы с очень большим количеством костяков. Захоронения, сосредоточенные в основном в Предгорном Крыму, датировались временем с III в. до н. э. по II в. н. э. и интерпретировались как «фамильные» усыпальницы обитателей позднескифских городищ. В обряде «коллективных погребений» исследовательница видела смешение скифских и таврских черт.
Параллельно с полевыми исследованиями сороковых-пятидесятых годов их результаты периодически публиковались в научных изданиях. Вскоре после начала работ Тавро-Скифской экспедиции была издана статья П.Н. Шульца, посвященная неапольским рельефам, изображения на которых исследователь рассматривал как скульптурные портреты Скилура и Палака (Шульц, 1946). В 50-е начале 60-х гг. появилась серия публикаций и монографий. В 1953 г. П.Н. Шульц издал монографию, в которой опубликовал наиболее яркие материалы мавзолея, раскопанного у главных городских ворот Неаполя (Шульц, 1953). Основным выводом работы стало заключение о том, что гробница была сооружена для погребения царя Скилура в конце II в. до н. э. Н.Н. Погребова, непосредственно производившая раскопки в мавзолее, опубликовала материалы погребений. Она датировала самое раннее захоронение началом I в. до н. э., посчитав его могилой Палака - преемника Скилура (Погребова, 1961). А.Н. Карасев подготовил монографию о фортификационных сооружениях Неаполя. Однако она так и не была издана. О.Д. Дашевская и И.В. Яценко опубликовали граффити из общественного здания «А» и реконструкцию росписей его стен (Дашевская, 1962; Яценко, 1960). Л.П. Харко, К.В. Голенко и Э.А. Сыманович занимались определением нумизматического материала из раскопок Тавро-Скифской экспедиции (Харко, 1961; Сыманович, Голенко 1960). О.Д. Дашевская классифицировала и ввела в научный оборот лепную керамику Неаполя (Дашевская, 1968). И.Б. Зеест охарактеризовала некоторые типы античной керамической тары, обнаруженной на городище (Зеест, 1954). В.И. Цалкин произвел определения остеологической части коллекции городища (Цалкин, 1960), а Г.Ф. Дебец, М.М. Герасимов, Т.С. Кондукторова обработали антропологический материал раскопок (Кондукторова, 1964). Э.И. Соломоник заново обработала, дополнила и опубликовала эпиграфические памятники Неаполя (Соломоник, 1962).
Таким образом, в процессе работ на Неаполе в конце 40-х - 50-х гг. был накоплен необходимый материал для решения первоочередных задач в области изучения материальной культуры, хронологии, искусства, этнической, социальной и политической истории позднескифского государства в Крыму.
Обобщающая работа, принадлежавшая П.Н. Шульцу, основывалась на материалах раскопок 1945-1950 гг. Первоначально она была заслушана на конференции ИИМК в 1952 г., а затем переработана и опубликована (Шульц, 1957). По мнению ведущего исследователя, городище Керменчик, несомненно, являлось Неаполем, упомянутым Страбоном и автором декрета в честь Диофанта. Город возник в III в. до н. э., просуществовал до IV в. н. э. и погиб в период гуннского вторжения. Строительная периодизация памятника была соотнесена П.Н. Шульцем с этапами позднескифской истории. Первый строительный период, относящийся к III в. до н. э., так и не был охарактеризован. Второй - соотнесен с эпохой правления Скилура и его отца. Он завершался смертью Скилура и строительством мавзолея. Третий период был датирован правлением Палака и эпохой войн скифов с Херсонесом, поддержанным войском Диофанта. П.Н. Щульц был убежден, что именно во втором - третьем периодах Неаполь превратился в город-крепость, резиденцию скифских царей. Четвертый и пятый строительные периоды, приходящиеся на I-II вв. н. э., по мнению П.Н. Шульца, указывали на новый подъем в период правления Фарзоя и Инисмея, когда скифы опять подошли к стенам Херсонеса и угрожали Боспору. Слои III-IV вв. н. э. свидетельствовали об упадке города. Уже на рубеже II-III вв. были разрушены мавзолей и центральные ворота. Это событие Шульц связал с победой Савромата II над скифами и таврами.
Неаполь представлялся ученому городом землевладельцев, владельцев стад, торговцев и дружинников. О сложной социальной структуре городского населения свидетельствовали серьезные различия в строительной и погребальной практике, сосуществование дворцов и землянок, царского мавзолея и расписных склепов аристократов с могилами рядовых жителей города. Особенности развития городской культуры показывали, что на раннем этапе этот центр собственно скифской культуры испытал сильное эллинское влияние, а в период вторичного расцвета оказался под воздействием сарматской культуры. Население Неаполя было в основе скифским, с незначительной примесью таврского и греческого элемента. В первые вв. н. э. здесь появились сарматы. Проникновение их в Неаполь усилилось в III-IV вв. н. э. Основные результаты исследований Неаполя в 40-50-х гг. должны были быть обобщены в докторской диссертации и монографии П.Н. Шульца, но эта работа так и не была завершена.
Очерк истории поздней Скифии, принадлежащий Э.И. Соломоник (Соломоник, 1952), в значительной степени отразил взгляды П.Н. Шульца. Скифское государство с центром в Крыму представлялось преемником государственного образования, возникшего при Атее, в ходе ожесточенной борьбу с Боспором и Херсонесом. Перенос столицы в Крым обосновывался стремлением скифов приблизиться к важнейшим торговым центрам и наступлением сарматов на Причерноморскую Скифию. Государство, достигшее наивысшего расцвета при Скилуре, включало большую часть Крыма, Нижнее Подненровье и Ольвию. Земледельцы предгорий находились в зависимости от степных кочевников и выплачивали им дань. Политическая власть ко времени Скилура имела монархический характер, а скифское царство все же не имело предпосылок для превращения в развитое рабовладельческое государство из-за преобладания свободного и зависимого земледельческого населения, а кроме того, сильных пережитков первобытно-общинных отношений. Поражение в войне с Диофантом серьезно ослабило скифов, однако не привело к полному их подчинению Митридату VI. В первые вв. н. э. силы скифов были достаточно велики и позволяли им периодически вступать в борьбу с Боспором и Херсонесом.
Э.И. Соломоник предложила новую интерпретацию пассажа Страбона о строительстве позднескифских крепостей в период войны с Диофантом. Новые материалы позволяли датировать крепостные сооружения более ранним временем, поэтому исследовательница посчитала сообщение географа свидетельством о реконструкции и усилении уже существующих укреплений, в том числе и Неаполя (Соломоник, 1952. С. 116).
Дискуссионным вопросом, как и в XIX веке, оставался вопрос из области исторической географии. Если П.Н. Шульц и Э.И. Соломоник уверенно локализовали Неаполь на Керменчике, то О.Д. Дашевская, используя иные аргументы, высказала предположение о размещении на этом памятнике не Неаполя, а Палакия (Дашевская, 1958).
Еще более интересно для нас наблюдение В.Д. Блаватского, который, исходя из собственных представлений о датировке археологического материала и традиционной интерпретации сообщения Страбона о царских крепостях, в монографии, посвященной военному делу в античном Причерноморье, отнес появление Неаполя к середине II в. до н. э. (Блаватский, 1950).
Необходимо подчеркнуть, что уже в начале 50-х гг. было высказано вполне обоснованное суждение В.В. Кропоткина о гибели Неаполя в III в. н. э. в период «готских походов» (Кропоткин, 1953). Подобного же мнения придерживалась О.Д. Дашевская (Дашевская, 1954).
Достоверность существования позднескифского государства (по крайней мере, во времена Скилура и Палака) не оспаривалась исследователями, хотя С.А. Жебелев и высказал соображение о том, что скифское государство Скилура появилось лишь в результате деятельности легендарного царя и прямых контактов скифов с эллинами, а скифская государственность закончилась вытеснением скифов из Крыма в ходе военных действий Диофанта (Жебелев, 1953).
Б.Н. Граков рассматривал государство Скилура в качестве преемника более раннего скифского государства, столица которого располагалась на Каменском городище (Граков, 1954. С. 29; 1971. С. 38). Неаполь же представлялся исследователю городом «наполовину греческим, наполовину варварским» (Граков, 1947. С. 32).
Существенно корректировало концепцию крымских археологов мнение Т.Н. Блаватской о возможности союза между Боспором и скифами в период, предшествующий походам Диофанта (Блаватская, 1959. С. 149). Не менее важным было и обоснованное заключение Н.И. Сокольского о том, что письменные источники не дают оснований считать крымских скифов независимыми, как при Митридате VI Евпаторе, так и в период правления Леандра (Сокольский, 1957. С. 100). Большое значение приобрел в эти годы и вывод Н.Г. Елагиной об автономности скифов Нижнего Днепра (Елагина, 1958. С. 56).
Мы уже отмечали, что работы Тавро-Скифской экспедиции не ограничивались лишь раскопками Керменчика-Неаполя. Однако результаты значительных работ, проведенных экспедицией на периферийных памятниках Крымской Скифии, нашли достаточно полное отражение только в кандидатской диссертации О.Д. Дашевской, посвященной позднескифским городищам (Дашевская, 1954). При классификации укреплений основное внимание было уделено их планировке. Наряду с этим была охарактеризована застройка укреплений, типы сооружений, хозяйственные ямы, особенности бытовой деятельности, керамический комплекс. Генезис лепной посуды был связан с предшествующей керамикой кочевых скифов. В этой же работе были кратко охарактеризованы известные могильники поздних скифов, «курганы с коллективными погребениями», типы погребальных сооружений: склепы и подбойные могилы. Было отмечено влияние боспорской живописи на росписи неапольских склепов и сделан вывод о связи погребальных традиций поздних скифов в Крыму и на Нижнем Днепре. Предположение о происхождении обитателей позднескифских городищ от предшествующего скифского кочевого населения О.Д. Дашевская рассматривала как возможное, но нуждающееся в дополнительном обосновании. При этом было высказано соображение о крайне малой вероятности переселения в Крым жителей Приднепровья и переноса в Крым скифской столицы с Каменского городища. Хронологические границы существования позднескифских поселений О.Д. Дашевская определяла в рамках начала III в. до н. э. - III в. н. э.
Сам руководитель Тавро-Скифской экспедиции подходил к проблеме укреплений с несколько иных позиций, вычленив из массы крепостей города Неаполь, Хабеи и Палакий, разнообразные укрепленные поселения и убежища (Шульц, 1971. С. 126-129). Он же высказал предположение о существовании в Крымской Скифии нескольких стратегических рубежей обороны: первого на Перекопе, второго по Салгиру и третьего по Альме (Шульц, 1946а). Правда, О.Д. Дашевская, подвергла эту гипотезу критике, показав, что ни одна из этих позиций не являлась пограничной (Дашевская, 1954).
Фактически к середине 50-х - началу 60-х гг. многими исследователями были высказаны мнения, которые при обобщении могли бы привести к формированию иной, нежели у П.Н. Шульца, Б.Н. Гракова и Э.И. Соломоник, историко-археологической модели скифского царства в Крыму. Так, О.Д. Дашевская усомнилась в возможности переноса скифской столицы с Каменского городища в Крым, а В.Д. Блаватский датировал возникновение Неаполя серединой II в. до н. э. Т.Н. Блаватская указала на прочную связь между крымскими скифами и Боспором во II в. до н. э., а С.А. Жебелев и М.И. Артамонов не видели причин для существования позднескифской государственности после конца II в. до н. э. Н.И. Сокольский посчитал крымских скифов зависимыми от Понтийского царства и Боспора в конце II-I вв. до н. э. О.Д. Дашевская и В.В. Кропоткин датировали прекращение жизни на позднескифских поселениях III, а не IV в. н. э. В наши дни именно эти выводы либо подтверждены с минимальной корректировкой, либо признаются весьма вероятными.
20 сентября 1983 г. после долгой тяжелой болезни, немного не дожив до 83 лет, скончался крупный советский археолог и искусствовед, кандидат исторических наук Павел Николаевич Шульц.
П. Н. Шульц - ровесник нашего века. Он родился 9 (22) октября 1900 г. в Петербурге, в семье ученого. Его отец, биолог Н. П. Шульц, заведовал Ботаническим кабинетом Петербургского университета и вел занятия со студентами. Интерес к истории П. Н. Шульц унаследовал от своей матери - дочери известного историка, специалиста по русской истории, профессора Варшавского и Харьковского университетов Н. Я. Аристова.
Закончив в Петрограде среднюю школу в 1918 г., П. Н. Шульц поступил на историко-филологический факультет Петроградского университета, но вскоре прервал занятия, уйдя на службу в ряды Красной Армии. Возвратившись в Петроград в 1921 г., он продолжил ученье в университете, который закончил в 1923 г. по специальностям археология и история искусства древнего мира. Его непосредственными учителями в университете были Б. В. Фармаковский и О. В. Вальдгауер. Под руководством последнего после окончания университета П. Н. Шульц более двух лет работал в Отделе древностей Государственного Эрмитажа, где совершенствовал свои знания по истории античного искусства. В 1926 г. он был принят в аспирантуру ГАИМК и здесь под руководством Б. В. Фармаковского начал заниматься изучением памятников скифской и сарматской монументальной скульптуры. Это направление тогда еще только начинало разрабатываться, и молодой исследователь, стал одним из первых его создателей. С указанной тематикой, в которой он стал ведущим специалистом, Павел Николаевич не расставался до конца жизни, постоянно возвращаясь к ней в своих работах.
После окончания аспирантуры в 1929 г. П. Н. Шульц был зачислен на должность старшего научного сотрудника античного отдела ГАИМК. С этого же времени начинается его плодотворная преподавательская деятельность - он стал доцентом ЛГУ. С 1936 по 1941 г. он был доцентом Академии художеств - читал курсы лекций на факультете истории и теории искусства, одно время исполнял должность декана факультета и бессменно заведовал Кабинетом истории искусства. Все, кто учился на факультете истории и теории искусства Академии художеств в предвоенные годы, с благодарностью вспоминают насыщенные, яркие и увлекательные лекции П. Н. Шульца.
В самом начале Великой Отечественной войны Павел Николаевич вступил добровольцем в ряды ополченческой дивизии. В конце июля 1941 г. он перешел в партизанский отряд, вместе с отрядом совершал рейды в тыл противника на Ленинградском, Тихвинском и Волховском фронтах. Страстный охотник и следопыт, прекрасный знаток местности, умеющий ориентироваться в любых условиях, опытный полевой исследователь, великолепный наблюдатель - все эти качества особенно пригодились бойцу партизанского отряда, действовавшему в тылу врага в тех тяжелых условиях, когда кольцо блокады сомкнулось вокруг Ленинграда. Оказались весьма полезными навыки и знание мест, приобретенные во время довоенных археологических разведок в Лужском и Гдовском районах Ленинградской области. Работая проводником партизанских отрядов в суровую зиму 1942 г. на Волховском фронте, Павел Николаевич получил тяжелое ранение и обморожение. Ему пришлось ампутировать пальцы рук. За боевые заслуги П. Н. Шульц, был награжден орденом Славы III степени и медалями «За оборону Ленинграда» и «За победу в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг».
После выхода из госпиталя в Москве П. Н. Шульц стал старшим научным сотрудником ИИМК, где в 1943-1944 гг. занимал должность ученого секретаря. На протяжении 5 лет (1944-1948) он по совместительству заведовал также античным отделом ГМИИ им. А. С. Пушкина и вел преподавательскую деятельность, читая лекции по истории искусства античного мира в Московском художественном институте им. В. И. Сурикова и на искусствоведческом отделении МГУ. В 1948 г. Президиум АН СССР направил П. Н. Шульца в Симферополь для организации Крымской научно-исследовательской базы АН СССР, преобразованной вскоре в Крымский филиал АН СССР. В составе базы Павел Николаевич создал отдел истории и археологии Крыма, который он возглавлял на протяжении почти двух десятилетий. После расформирования Крымского филиала АН СССР отдел истории и археологии был реорганизован в Отдел древней и средневековой археологии Крыма и вошел в состав Института археологии АН УССР. П. Н. Шульц заведовал отделом до возвращения в Ленинград в 1966 г., куда он был приглашен для руководства Группой античной археологии ЛОИА. В 1974 г. Павел Николаевич вышел на пенсию по болезни. За многолетнюю научную и научно-организационную деятельность он был награжден орденом «Знак Почета» и медалями.
Самостоятельные полевые исследования П. Н. Шульц начал в 1925 г. В этом и следующем году он организовывал Верхневолжскую экспедицию ГАИМК, в 1927-1929 гг. участвовал в Северо-Западной экспедиции П. П. Ефименко, в 1924 и 1928 гг.- в Северо-Кавказской экспедиции А. А. Миллера. Неоднократное участие принимал Павел Николаевич в работах Ольвийской экспедиции (1926, 1929-1930, 1932, 1939 гг.). В эти годы проявился особенный талант П. Н. Шульца в проведении археологической разведки, в которой ему всегда сопутствовала удача. Во время разведок по берегам Волги в районе г. Ржева и нижнего течения р. Вазузы им открыты поселения и могильники разного времени - от неолита до позднего средневековья. Он был одним из первых исследователей, начавших целенаправленный поиск и изучение поселений ольвийской периферии на правом берегу нижнего течения р. Южный Буг в 1929-1930 и 1939 гг.
С начала 30-х годов П. Н. Шульц начинает заниматься археологией Крыма. В 1933-1934 гг. он осуществил разведочное обследование побережья Северо-Западного Крыма, где открыл ряд греческих и позднескифских укрепленных и неукрепленных поселений, а также провел раскопки на городище Кара-Тобе. Он первым после М. И. Ростовцева вновь обратил внимание на важность комплексного изучения памятников этого района не только с точки зрения истории Херсонеса, но и истории скифо-сарматского мира, а также истории греко-варварских взаимодействий. Результаты разведок позволили П. Н. Шульцу выдвинуть новую гипотезу о греко¬скифских взаимоотношениях в Крыму в IV-III вв. до н. э. Эта гипотеза превратилась в общепризнанную концепцию, долгое время просуществовавшую в науке и оказавшую важное воздействие на развитие представлений о древней истории Причерноморья. В конце 50-х годов П. Н. Шульц возобновил широкие и всесторонние полевые исследования в Северо-Западном Крыму, которые продолжаются и сейчас его учениками и последователями.
Вся послевоенная научная и организационная деятельность П. Н. Шульца была связана с Крымом. Созданный и руководимый им отдел археологии в Симферополе стал практически центром археологических исследований в Крыму. Еще до образования Крымского филиала АН СССР по инициативе Павла Николаевича ИИМК и ГМИИ им. А. С. Пушкина в 1945 г. организовали постояннодействующую Тавро-Скифскую экспедицию (затем - экспедиция Крымского филиала), общее руководство многолетними работами которой осуществлялось П. Н. Шульцем. Регулярные полевые исследования трех-четырех отрядов этой экспедиции охватили почти всю территорию Крыма; работы велись в степных, предгорных и горных районах, а также на южном побережье полуострова. В экспедиции принимали участие и другие центральные научные учреждения и музеи Крыма - П. Н. Шульц постоянно стремился привлечь для комплексного изучения крымских древностей и решения поставленных задач максимум научных сил. В дальнейшем он создавал и возглавлял ряд других экспедиций, Крымского филиала и ИА АН УССР, в том числе ‘Симферопольскую, Ялтинскую и Северо-Крымскую, которая с 1952 г. и по настоящее время проводит исследования по трассе Северо-Крымского канала и в зонах орошения земель в Степном Крыму. С 1967 г. до заболевания П. Н. Шульц руководил Боспорской экспедицией ЛОИА.
Павел Николаевич был разносторонним и широко одаренным исследователем, крупным специалистом в разных разделах археологии. Но основные его научные интересы лежали в области изучения позднескифской и кизил-кобинской культур, древностей тавров, а также памятников скифской и сарматской монументальной пластики. Ведущая роль советской науки в изучении культуры скифов общепризнана. Исследования П. Н. Шульца занимают в ней особое место. Благодаря им получены новые данные, позволившие сформировать принципиально новые представления о развитии и состоянии общества и государства поздних скифов с центрами в Крыму. Его наблюдения и выводы, изложенные в ряде статей, обобщены в работе «Позднескифская культура и ее варианты на Днепре и в Крыму (постановка проблемы)» (В кн.; Проблемы скифской археологии. М., 1971, с. 127-143). Громадное значение для науки имеют проводившиеся под руководством «П. Н. Шульца в 1945-1963 гг. и получившие широкую известность раскопки главного центра Крымской Скифии - городища Керменчик, отождествляемого с Неаполем. Исследование этого позднескифского города - целая глава в развитии скифоведения. Многолетние работы дали обширный новый материал для изучения последнего этапа скифской культуры. Среди открытых на городище памятников - знаменитый мавзолей, усыпальница верховной знати, по-видимому, царского рода. Главные итоги этих исследований подведены в ряде трудов П. Н. Шульца, среди которых обобщающая статья «Исследования Неаполя скифского (1945-1950 гг.)» (В кн.: История и археология древнего Крыма. К., 1957, с. 61-93) и монография «Мавзолей Неаполя скифского» (М., 1953). В последние годы работы П. Н. Шульц практически завершил раскопки самого крупного на Боспоре кургана Кара-Оба - монументального памятника II в. до н. э., исследование которого было начато еще в XIX в. А. Е. Люценко и продолжено В. Ф. Гайдукевичем.
Еще в начале 30-х годов П. Н. Шульц разработал первую систематику скифских и сарматских изваяний, оставшуюся неопубликованной. В дальнейшем он постоянно ее совершенствовал и собирал материалы для Свода памятников скифской монументальной пластики. Эта работа была им завершена, а краткие выводы из нее опубликованы в широко известной специалистам статье «Скифские изваяния Причерноморья» (В кн.: Античное общество. М., 1967, с. 225-237).
Ведущее место принадлежит П. Н. Шульцу и в исследовании таврской проблемы. Разведки и раскопки, проводившиеся Тавро-Скифской экспедицией, позволили ему обосновать первую стройную периодизацию памятников Горного Крыма и создать обобщающий труд «О некоторых вопросах истории тавров (территория, хронология, взаимоотношения с античными городами и скифами)» (В кн.: Проблемы истории Северного Причерноморья в античную эпоху. М., 1959, с. 235-272).
П. Н. Шульц опубликовал немногим более 60 работ - это не соответствует тому действительному вкладу, который он внес в науку. Но дело в том, что Павел Николаевич принадлежал к тому счастливому типу ученых, которых называют «генераторами идей», и он охотно и с радостью делился идеями с коллегами и учениками, совершенно не жалея своего времени. Он обладал даром синтезировать разрозненные и, казалось бы, случайные мелкие и незначительные факты и наблюдения, видеть за ними общие явления и процессы, строить обобщающие модели и концепции. В то же время он был блестящим полевиком, особое значение придававшим археологической разведке, поиску, всегда подчиненному определенной научной цели. Будучи человеком с душой необычайной щедрости, он все свое знание и умение стремился передать другим. Одна из важнейших заслуг П. Н. Шульца - создание современной школы крымской археологии. Из-под его крыла вышло — немало специалистов. Учил он всегда и везде: и в поле, и в лаборатории, и просто в беседах, причем всегда незаметно и без всякого давления. В первые послевоенные годы «ненавязчиво, исподволь, но, как всегда, последовательно и методично перестраивал он вчерашних фронтовиков с покалеченными телами и израненными душами в «гражданских» - тех прежних мирных научных работников и студентов, какими мы были накануне войны» - так тепло вспоминает Павла Николаевича в книге «Аю-Даг-„Святая» гора» (Симферополь, 1975, с. 102) один из его первых учеников О. И. Домбровский. С такой же теплотой и благодарностью хранят светлую память о Павле Николаевиче Шульце его ученики всех поколений и возрастов и все те, кому посчастливилось с ним вместе работать и кто продолжает дело, которому он посвятил свою жизнь.
Щеглов А. Н. Памяти Павла Николаевича Шульца // СА — М.: 1984, № 3. С. 285-287.
В этот день:
- Дни смерти
- 1891 Умер Карл Людвиг Мюллер - датский нумизмат, автор книг «Монеты Александра Великого», «Монеты древней Африки», «Монеты македонского царя Филиппа II» и «Монеты фракийского царя Лисимаха».
Дудин В.А. Н.П. ШУЛЬЦ (ШИПОВА) (1792–1877) первая начальница Царскосельского училища девиц духовного звания.
На страницах нашего сайта мы уже не раз – дворянах Шиповых из усадьбы Бельково Солигаличского уезда, которые сыграли большую роль в истории России, и показали себя способными организаторами. Будучи на государственных должностях, они много послужили на своем поприще: в военном деле, просвещении, науке, политике…
___________________________________________
Надежда Павловна Шульц (Шипова), как и ее пять братьев и сестер родилась в 1792 году в усадьбе Бельково Солигаличского уезда, принадлежавшей знаменитому дворянскому роду Шиповых.
В 1811 году Надежда Павловна с золотым шифром окончила Санкт-Петербургское училище ордена Святой Екатерины. (Шифр — наградной металлический вензель царствующей императрицы.)
Портрет Елизаветы Павловны Шиповой. Иллюстрация Википедия.
В 1843 – 1845 годах, благодаря покровительству великой княжны Ольги Николаевны (впоследствии королевы Виртембергской), в России были основаны два первых училища для девиц духовного звания: одно в Царском Селе, другое в Солигаличе (1845), под управлением Елизаветы Павловны Шиповой, сестры Надежды Павловны, которое чуть позже было переведено в Ярославль (1848).
В указе императора Николая I от 18 августа 1843 года об основании училища в Царском Селе говорилось: «Обращая Монаршее внимание Наше на священно церковнослужителей, не имеющих средств к приличному воспитанию своих дочерей, и желая, дабы оно совершалось согласно с прямым назначением духовного состояния и с истинными его потребностями, согласно уставам Нашей Православной Церкви. мы положили с сею целью в ведомстве С.-Петербургского Епархиального начальства образцовое Училище, которому состоять под Высочайшим покровительством Любезнейшей Супруги Нашей Государыни Императрицы Александры Феодоровны и под главным попечительством Любезнейшей Дщери Нашей Великой Княжны Ольги Николаевны».
На должность первой начальницы училища была приглашена Надежда Павловна фон-Шульц (Шипова), ставшая на долгие годы его душой, главным организатором учебного процесса и досуга воспитанниц.
В 1846 году Великая княгиня Ольга Николаевна, выйдя замуж, покинула Россию, и перед отъездом сообщила обер-прокурору Протасову, что «попечение об училищах девиц духовного звания Царскосельском и Солигаличском передает невестке своей государыне цесаревне (будущей императрице Марии Александровне) с тем, чтобы Ее Императорское Высочество, сообразуясь с Ея предложением, старалась бы распространять подобные и в прочих городах России».
Кроме предметов общего образования: Закона Божьего, всеобщей истории, истории русской литературы, педагогики, живописи, пения и др., училищному начальству было поручено обучать воспитанниц рукоделию, домашнему хозяйству, занятиям на огороде, птичьем и скотном дворе, давать понятия о воспитании детей, об уходе за больными и свойствах врачебных растений, находящихся в отечестве. В конце 1860-х годов в училище стали преподавать физику и естественную историю.
В течение первых трех десятилетий своего существования Царскосельское училище состояло из трех двухгодичных классов (низший, средний и высший), по 30 девочек в каждом из них. С 1888 года училище было преобразовано в шестиклассное, с увеличением числа воспитанниц до ста восьмидесяти, а с 1908 года — в семиклассное, где обучение проходили уже двести пятнадцать воспитанниц. Начиная с 1871 года выпускницам училища, в случае успешного окончания курса, стало присваиваться звание домашней учительницы.
В старших классах некоторые сочинения прочитывались всегда в присутствии самой Надежды Павловны. Таковы были: История государства Российского (чтение 13 томов Карамзина растягивалось почти на два года), некоторые историко-патриотические романы и другие. Особенно, в изучении книг «о должностях пресвитеров» и «об обязанностях священного сана», Надежда Павловна старалась дать будущим матушкам-супругам пастырей церкви, которые должны были стать верными их помощницами в служении Богу и человечеству, идеальное представление о высоком звании священника.
Училище содержалось на средства Святейшего Синода. Штатное ассигнование с 1851 года составляло 19 тысяч рублей в год, не считая частных пожертвований и пожертвований императорской семьи. В начале 1910-х годов сто воспитанниц училища находились на казенном обеспечении, для остальных, плата за обучение составляла 150 рублей в год. Для бесплатного содержания некоторых учениц существовали многие частные стипендии. Все ученицы числились полными пансионерками (постоянно проживали в училище).
Большинство выпускниц училища посвящали свою жизнь педагогической деятельности. Многие открывали школы у себя дома или занимали должности учительниц в разных школах, в основном сельских – земских и церковно-приходских.
Более 34 лет Надежда Павловна управляла Царскосельским училищем. Скончалась она в Царском Селе 12 сентября 1877 года на 85-м году жизни, оставив после себя благодарную память среди своих многочисленных воспитанниц.
Муж Надежды Павловны, Антон-Отто Леопольд Александрович фон Шульц родится в Лифляндии 3 марта 1792 года, обучался в Дерптском университете, там же защитил диссертацию на степень доктора медицины. Он выполнял свои обязанности врача во время войны с Наполеоном, устраивал в Москве временные больницы. В 1835 году он стал директором казенной Павловской суконной фабрики. В 1842 году, уже находясь в отставке, он был убит в своем имении взбунтовавшимися крестьянами.
У Надежды Павловны и Антона Александровича были трое детей. Один из их сыновей, Павел Антонович Шипов-Шульц был среди самых видных деятелей реформ по освобождению крестьян от крепостной зависимости.
Павел Николаевич Шульц – известный историк, археолог, искусствовед, посвятивший свою жизнь изучению античных и скифских памятников Крыма и Северного Причерноморья. Он родился 9 (22) октября 1900 г. в Петербурге. Его отец, Н. П. Шульц, ученый-биолог, заведовал Ботаническим кабинетом Петербургского университета и вел занятия со студентами. Интерес к истории П. Н. Шульц унаследовал от своей матери - дочери известного историка, специалиста по русской истории, профессора Варшавского и Харьковского университетов Н. Я. Аристова. Закончив в Петрограде среднюю школу в 1918 г., Павел Николаевич поступил на историко-филологический факультет Петроградского университета, но вскоре прервал занятия, уйдя на службу в ряды Красной Армии. Возвратившись в Петроград в 1921 г., он продолжил ученье в университете, который закончил в 1923 г. по специальностям археология и история искусства древнего мира. В 1926 г. он был принят в аспирантуру Государственной Академии истории материальной культуры (ГАИМК). После окончания университета П. Н. Шульц работал в Государственном Эрмитаже, а после окончания аспирантуры в 1929 г. был зачислен на должность старшего научного сотрудника античного отдела ГАИМК. С этого же времени начинается его работа в Ленинградском государственном университете, с 1936 г. – в Академии художеств. К концу 30-х годов Павел Николаевич становится крупнейшим специалистом в области скифской и сарматской монументальной скульптуры.
В самом начале Великой Отечественной войны Павел Николаевич вступил добровольцем в ряды ополченческой дивизии, в конце июля 1941 г. перешел в партизанский отряд. Страстный охотник и следопыт, прекрасный знаток местности, умеющий ориентироваться в любых условиях, опытный полевой исследователь, великолепный наблюдатель - все эти качества особенно пригодились бойцу партизанского отряда, действовавшему в тылу врага в тех тяжелых условиях, когда кольцо блокады сомкнулось вокруг Ленинграда. Работая проводником партизанских отрядов в суровую зиму 1942 г. на Волховском фронте, Павел Николаевич получил тяжелое ранение и обморожение. Ему пришлось ампутировать пальцы рук. За боевые заслуги П. Н. Шульц был награжден орденом Славы III степени и медалями «За оборону Ленинграда» и «За победу в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг».
Выйдя из госпиталя в 1943 г. П.Н. Шульц остается в Москве и работает старшим научным сотрудником Института истории материальной культуры. На протяжении 5 лет (1944-1948) он по совместительству заведовал также античным отделом ГМИИ им. А. С. Пушкина. Кипучей энергии ученого хватает и на преподавательскую работу в художественном институте им. В. И. Сурикова и на искусствоведческом факультете МГУ. В 1948 г. Президиум АН СССР направил П. Н. Шульца в Симферополь для организации Крымской научно-исследовательской базы Академии наук СССР. В составе базы Павел Николаевич создал отдел истории и археологии Крыма, который он возглавлял на протяжении почти двух десятилетий.
Знакомиться с археологией Крыма П.Н. Шульц начинает еще в начале 30-х годов. В это время он осуществил разведочное обследование побережья Северо-Западного Крыма, где открыл ряд греческих и позднескифских укрепленных и неукрепленных поселений, а также провел раскопки на городище Кара-Тобе недалеко от г. Саки. В конце 50-х годов П. Н. Шульц возобновил широкие и всесторонние полевые исследования в Северо-Западном Крыму, которые продолжаются и сейчас его учениками и последователями.
В 1945 г. по инициативе П. Н. Шульца была организована Тавро-скифская археологическая экспедиция Государственного музея изобразительных искусств им. Пушкина и Института истории материальной культуры АН СССР. Павел Николаевич возглавил ее и с этого момента на несколько десятилетий оказался неразрывно связан с возрождением и развитием археологической науки в Крыму. Основное внимание было сосредоточено на исследовании скифских и таврских древностей, что было обусловлено серьезными пробелами в изучении истории и материальной культуры этих этносов. Одним из главных объектов исследований становится городище Неаполь скифский в Симферополе. Раскопки памятника продолжались 6 лет, до 1950-го года включительно. За это короткое время была открыта сложная система городских укреплений, мавзолей с захоронениями позднескифской знати, общественные и жилые сооружения, вырубленные в скале гробницы с художественной росписью. П. Н. Шульц успевал не только работать в поле, но и готовить к публикации результаты полевых исследований: в 1953 г. в Москве увидела свет книга ученого «Мавзолей Неаполя скифского», а в 1957 г. в Киеве – обширная статья «Исследования Неаполя скифского в 1945 – 50 гг.».
Однако деятельность ученого и его экспедиции не ограничивается Неаполем скифским. Проводились раскопки Керкинитиды и Калос Лимена в северо-западном Крыму, Инкерманского и Чернореченского могильников в окрестностях Севастополя, таврских памятников в горной части полуострова. В 1952 г. под руководством П. Н. Шульца начала работать Северо-Крымская археологическая экспедиция, проводившая масштабные исследования по трассе строительства Северо-Крымского канала и в зонах орошения земель в Степном Крыму.
В 1966 г., после смерти бессменного руководителя Боспорской археологической экспедиции ИИМК В. Ф. Гайдукевича, экспедицию возглавил П. Н. Шульц. Исследователю пришлось покинуть Крым и перейти на работу в Ленинградское отделение Института археологии, возглавив античный отдел. Здесь он проработал до 1974 г., когда из-за болезни вынужден был покинуть институт.
Павел Николаевич ушел из жизни 20 сентября 1983 г., не дожив чуть более месяца до 82 лет. Урна с его прахом захоронена рядом с родителями на Волковом кладбище в Петербурге.
Из воспоминаний учеников П. Н. Шульца
Ольга Махнева, археолог:
... Помню самое первое впечатление. Вдруг по музею забегали его сотрудники, с трепетом восклицая: «Идет профессор Шульц!!!». Затем я увидела человека небольшого роста с огненно-рыжей шевелюрой и бородой и с такими же веснушками, одетого, согласно веянию того времени, в солдатскую гимнастерку, с полевой сумкой через плечо. От него исходила мощная энергия и необыкновенное обаяние. Особенно поражал его взгляд - цепкий, пронизывающий, умный и очень добрый. Мне тогда, двенадцатилетней девочке, он казался небожителем… П. Н. Шульц мог по рассеянности надеть чужую шляпу, пальто, взять чужой портфель, потерять где-нибудь свой или надеть галоши на 3 размера больше, носить их, удивляться тому, что они увеличились в размере, закладывать туда газеты и, хромая, так ходить по городу. Но он никогда не ошибался, отсылая автора к тому или иному источнику в литературе или отчетах, начиная от палеолита и кончая поздним средневековьем. Он ежедневно читал кучу всякой научной литературы, иногда возвращаясь к давно прочитанному, и все это непостижимым образом укладывалось в его голове. У него всегда была очередная, пронумерованная общая тетрадь, в которую заносились основные. положения всех прослушанных им докладов и сообщений. То же он делал, посещая различные памятники археологии и архитектуры. Все это хранилось у него в идеальном порядке, и я видела их еще в самом конце 70-х годов, когда в Коктебеле, уже на пенсии, он что-то хотел найти. Поэтому по любому вопросу Павел Николаевич всегда давал самую квалифицированную информацию, добавляя при этом и свое отношение к той или иной проблеме...
Олег Домбровский , археолог, искусствовед:
...Павел Николаевич Шульц - после госпиталя «нестроевой» - работал в Москве, в ГМИИ. Холодным и пасмурным утром в нетопленном четыре года и насквозь пропыленном музее нашел своего учителя другой «нестроевик» - один из пишущих эту книгу. Ему и предоставляется слово, ибо все, что произошло потом, имело прямое отношение к разработке таврской проблемы.
- Вы еще не сняли погоны? - обнимая ученика, воскликнул Шульц своим по-прежнему звонким и чистым голосом, как-то не вязавшимся с новым его обликом - густой рыжей бородой (раньше ее не было и в помине), унаследованными от фронта гимнастеркой и кирзовыми сапогами, ватником, выданным администрацией музея.
Стоял апрель сорок пятого, и каждый из нас обладал пока только теми материальными благами, какие уделил ему каптенармус последней воинской части.
- Рассчитываю на вас, - с первого же слова заявил Шульц, точно продолжая разговор, неожиданно и горько прервавшийся в одно солнечное ленинградское утро.
- В июле едем в Крым. На раскопки, - повторил он на прощанье после обмена адресами.
Вот и тогда, в сорок первом, такая же самая поездка намечалась тоже на июль...
Итак, загадочные тавро-скифы (или, по другой, тоже древней версии - скифотавры) снова на повестке дня. Вчерашние фронтовики теперь - Тавро-скифская археологическая экспедиция Академии наук СССР. «Товаро-скифская экспедиция» - начертал мелом некий представитель службы движения на нашем обшарпанном «телячьем» вагоне. В нем, обтянув замызганные дощатые стены свежей пахучей рогожей, загрузившись продовольственными пайками на все лето, едем и мы сами. Едем во главе со «старшим экспедитором», как всю дорогу, нам на потеху, величают П.Н. Шульца и железнодорожники и пассажиры длиннющего и несуразнейшего «пятьсотвеселого» поезда.
Мы следуем в Крым примерно по маршруту «матушки» Екатерины и ненамного быстрей, чем она. Восстановлена лишь одна колея пути. Поезд либо простаивает часами - даже днями - в каком-нибудь тупике, либо делает неожиданные рывки вперед. Свежие следы войны, трагические пепелища дотла разрушенных сел, развалины жилых домов, вокзалов, пакгаузов то проплывают перед нашими глазами под жалобный скрежет плохо смазанного металла, то проносятся стремглав, и тогда лязг и визг «пятьсотвеселого» звучат как вопль отчаяния и нестерпимой боли...
Иногда, на заведомо долгих стоянках, мы, все еще мыслями солдаты, отходили от поезда, чтобы окинуть взглядом знатока чьи-то брошенные траншеи, противотанковые рвы, разбитые снарядами блиндажи. И странно было слышать от главы экспедиции забытые слова - «обнажения грунта». Использовать для археологической разведки все эти «обнажения», пока они еще не засыпаны, не заросли, не замыты вешними водами, - такой родился план в голове нашего старшого.
В пути и на долгих остановках мы уже начали детализировать его замысел, обдумывать методику изучения и фиксации грунтовых срезов - многочисленных, но для археологии, как-никак, случайных, сделанных вовсе не для нужд этой науки и отнюдь не по ее правилам. Мы приучали себя улавливать взглядом и «читать» стратиграфию любых срезов, привыкали смотреть на них глазами исследователей прошлого. Много раз потом вспоминались нам - и как пригодились! - импровизированные уроки Павла Николаевича, преподанные на ходу.
До сих пор непонятно, учился ли тогда и он сам, П.Н. Шульц, чему-то для себя новому, или устраивалось это нарочно, специально для нас, чтобы заранее создать нужное настроение, морально подготовить к предстоящей работе. Ненавязчиво, исподволь, но, как всегда, последовательно и методично, перестраивал он вчерашних фронтовиков с покалеченными телами и израненными душами в «гражданских» - тех прежних мирных научных работников и студентов, какими были мы накануне войны и, оказывается, в глубине души продолжали оставаться. Это походило на пробуждение от кошмара, в котором, увы, ничто не было сном...